Фактор травматический — в психоанализе — состояние, при коем усилия принципа удовольствия терпят неудачу.

Необходимость изучения переживания личностью последствий психической травмы обусловлена в первую очередь требованиями практики психологической помощи человеку, который в силу различных причин (индивидуально-личностных особенностей, сложившихся обстоятельств) оказался подвержен воздействию факторов психотравмирующей ситуации. В пользу значимости решения этой задачи говорят следующие аргументы. Во-первых, развитие цивилизации создает возможность возникновения крупных, в том числе глобальных катастроф, сопровождающихся ощущением бессилия и беспомощности большого количества людей перед бедствиями. Во-вторых, проблема имеет огромную практическую значимость, поскольку посттравматические стрессовые нарушения получают все большее распространение среди населения. В-третьих, отсутствие четких теоретических концепций, объясняющих причины, механизмы, особенности динамики отдаленных последствий травматического опыта, порождает значительные трудности в диагностике, профилактике и реабилитации пострадавших. Анализ научной литературы позволяет делать заключение об огромном количестве эмпирического материала, накопленного исследователями за время изучения психологических последствий травматического опыта и уже плохо поддающегося систематизации. В представлениях разных авторов относительно причин возникновения отдаленных последствий нет единого мнения. «Успешность» переживания психической травмы обусловлена влиянием на личность ряда факторов как внешних, объективных, то есть имеющих отношение главным образом к характеристикам травмирующей ситуации, социальной среды, так и внутренних, касающихся психофизиологических, характерологических особенностей индивида и его личностных качеств.

 Иногда при разработке проблем переживания личностью последствий влияния экстраординарного события акцент делается на выделении некоторых параметров травмирующей ситуации, оказывающих непосредственное влияние на тяжесть психологических последствий травмы. R. Price, не отрицая значимой роли психологических характеристик личности в формировании разного рода психических отклонений, подчеркивает особую важность фокусирования внимания на особенностях ситуации. Такое перенесение акцентов, по его мнению, обеспечивает исследователя информацией о стрессорах ситуации, способствующих возникновению психологических проблем. Это повышает возможность диагностирования ситуаций повышенного риска и изменения условий, стимулирующих возникновение долговременных психологических проблем. Ю. А. Александровский, Ю. В. Назаренко и соавт. выделяют такие факторы, значимые для возникновения психогенных нарушений, как характеристика экстремальной ситуации (интенсивность, внезапность, продолжительность действия), поддержка окружающих. 

Однако при определении стрессогенности ситуации мы сталкиваемся с рядом трудностей. Сходного рода долговременные психологические проблемы могут возникать как у людей, переживших экстремальный, уникальный опыт, так и у тех (с меньшей вероятностью, но риск все же имеется), кто столкнулся с трудностями, которые встречают на своем жизненном пути многие люди, например, тяжелая болезнь, развод, смерть близкого человека. В то же время такой экстремальный по силе воздействия на психику человека случай, как ситуация захвата заложников, пытки, у большинства лиц вызывают возникновение посттравматических стрессовых нарушений, однако незначительная часть освобожденных справляется с психологическими последствиями более или менее успешно. Восприятие одной и той же ситуации каждым конкретным человеком индивидуально, в связи с чем выведение среднестатистических показателей может дать в отношении большой группы определенную прогностическую ценность, но при работе с конкретным человеком имеет мало смысла. Тогда объективный критерий экстремальности теряется, что и вынудило ученых искать его во внутреннем, психологическом плане личности.

Поэтому ряд других исследователей подчеркивают необходимость систематического изучения взаимосвязи стратегий совладания и индивидуально-психологических характеристик личности. По их мнению, без учета преломления ситуации в жизненном мире личности невозможно объяснить вариабельность реакций на одну и ту же ситуацию у разных людей.

 Так, в исследовании Дж. Ормел, Р. Сандермана, Р. Стюарта изучались личностные переменные, определяющие отношение к происходящим жизненным ситуациям. Авторы пришли к выводу, что в качестве дефиниций личностной ранимости выступают нейротизм, самооценка и локус контроля А. Г. Амбрумовой  были выделены варианты личностных структур, обуславливающие предрасположенность к переживанию психологического кризиса в периоды значительных эмоциональных нагрузок. Изучаемые личности были охарактеризованы автором в рамках типологической системы, построенной на основе рассмотрения устойчивости адаптации и глубины социализации. Представленная типология содержит шесть типов: интегрированный, компенсаторно-адаптированный, дискордантно-адаптированный, ригидно-конформный, ограниченно-конформный, тип социально ведомых.

 О. А. Кравцова с соавт.  на примере исследования психических нарушений у ликвидаторов аварии на ЧАЭС предпринимают попытку учета максимального количества факторов как внешних, так и внутренних. Факторы, значимые для формирования психических заболеваний, были условно разделены ими на 3 группы: 1) объективные факторы аварии (радиационное воздействие, реализующееся через длительность, время и место работы на аварийных объектах, химическое воздействие, физические и психические перегрузки); 2) конституциональные факторы (возраст на момент аварии, соматическая заболеваемость); 3) субъективные факторы (восприятие аварии и ее повреждающего действия, оценка своего состояния, своих возможностей, изменение жизненных ценностей). Однако и в данном случае авторам не удается избежать известного противопоставления внешнего и внутреннего, остается неразрешенном вопрос о механизмах преломления особенностей ситуации в субъективном мире личности. 

 М. Ш. Магомед-Эминов указывает на возможность применения к анализу факторов возникновения отдаленных последствий психотравмы еще одного подхода. Им предлагается вариант такого соединения внешних и внутренних факторов, которое порождает образование так называемых «переменных взаимодействия», не являющихся ни личностными, ни ситуационными, а выступающих как теоретические конструкты типа транзакции, в качестве которой может выступать, например, «диссоциация структуры Я». 

 Сходной позиции придерживается в своих исследованиях Ф. Е. Василюк. По его мнению, в психологическом мире время от времени обнаруживаются особые феномены, трансцендентные ему, например, трудность и боль. Являясь полностью психологическими, они в то же время указывают на существование самостоятельного бытия, живущего по законам, отличным от жизненного мира данной личности: «Другими словами, феномены трудности и боли вносят в изначально гомогенный психологический мир дифференциацию внутреннего и внешнего, точнее, внутри психологического мира в феноменах трудности и боли проступает внешнее». 

Таким образом, основная проблема исследования долговременных психологических проблем человека, пережившего травматический опыт, заключается в наличии в современной психологической науке противоречивой ситуации, представленной в виде противоположных позиций в интерпретации природы стрессовых нарушений. Главную причину исследовательских затруднений можно определить как отсутствие по настоящее время четких теоретических концепций, определяющих подходы к изучению психологических механизмов развития посттравматических нарушений. Несмотря на растущий интерес к этой проблеме, целый ряд вопросов, касающихся представлений о механизмах функционирования психики человека, переживающего последствия психической травмы, природе и причинах посттравматического стрессового нарушения, не получил однозначных трактовок. В числе наиболее значимых вопросов, требующих ответа в связи со значительными методологическими затруднениями, стоит проблема отражения параметров психотравмирующей ситуации во внутреннем, субъективном мире личности.

На наш взгляд, рассмотрение идеала «удачного» переживания травматического опыта в контексте ликвидации симптоматики стрессовых нарушений, повышения адаптивных возможностей человека существенно обедняет представление о последствиях психической травмы. За редким исключением (Л. И. Анциферова, Ф. Е. Василюк, М. Ш. Магомед-Эминов, В. Франкл, S. R. Maddi) в учет не принимается вероятность позитивного приобретения в процессе переживания, такого, например, как возможность личностного роста, связанного с переживанием высших ценностей, обретение осмысленности жизни. Ф. Е. Василюк неоднократно подчеркивает, что вне зависимости от того, что является исходом кризиса - восстановление жизни, прерванной кризисом, или ее перерождение, человек так или иначе решает проблему самосозидания, самостроительства, что является, по сути дела, творческим процессом, лежащим в основе самоактуализации личности. Превалирование же в исследованиях феномена психической травмы клинического подхода имеет своим следствием выпадение из поля зрения ученых вопроса влияния ценностно-смысловых образований личности на возникновение и динамику психологических проблем, являющихся следствием стрессовых нарушений.

 К настоящему моменту уже существует немало исследований, в которых можно найти прямое или косвенное подтверждение связи психических расстройств и кризисных состояний личности с особенностями ее ценностно-смысловой сферы. Еще В. Н. Мясищев  высказывал мысль о том, что в психогениях патогенную причинную роль имеют нарушения отношений, понимаемые им как целостная система индивидуальных, избирательных связей личности с различными сторонами объективной действительности. Л. И. Анциферова, говоря о состоянии проблемы «копинга», или преодоления, замечает, что эта тема стала разрабатываться отдельно от нравственных проблем. По ее мнению, такая позиция является существенным препятствием на пути раскрытия сущности стратегий преодолений психологического кризиса, потому как к настоящему моменту уже имеются все основания полагать, что эти два направления исследований соединяются тесно и органично. Б. В. Зейгарник предполагала, что некоторые особенности личности, в том числе глубина и устойчивость ценностных установок, ориентация, способны воспрепятствовать разрушительному влиянию многих болезненных состояний (как, например, при психической травме) или, по крайней мере, «отодвинуть» их. 

На наш взгляд, принципиально важными положениями в решении проблемы противопоставления внешних и внутренних факторов позволяющих очертить новые направления исследований переживания опыта, травматического для конкретной личности являются следующие:

внутренний мир человека не является самозамкнутым феноменом. Взаимодействуя с внешним, он избирательно «присваивает» его себе. Так же и объективный мир в восприятии индивида содержит в себе субъективные измерения, потому психическая травма не может быть рассмотрена ни как простая реакция, возникшая в ответ на экстремальные требования, ни как манифестация одних лишь психологических особенностей личности.

Основной причиной взаимосвязи параметров внешнего и внутреннего мира является их избирательное соответствие друг другу, обусловленное ценностно-смысловыми образованиями личности. Иными словами, психика человека, переживающего отдаленные последствия воздействия экстремальной ситуации, не просто отражает эту ситуацию, а позволяет выделить из нее то, что в наибольшей степени соответствует особенностям индивида.

Мы считаем, что ценностно-смысловые образования могут являться «переменными взаимодействия» внешней и внутренней реальности, поскольку они представляют собою связующее звено между внутренним миром личности и объективной действительностью.

 По мнению М. Ш. Магомед-Эминова, экстремальная ситуация способна изменить смысловую сферу личности в направлении формирования биполярной смысловой структуры, элементами которой будут являться смыслы, организованные вокруг идеи «жизни», с одной стороны, и «смерти» - с другой. Нам также близка идея о ведущей роли смыслового конфликта в механизмах переживания последствий психической травмы, однако при рассмотрении событий, вызвавших психотравму, мы не ограничиваемся только так называемыми «аномальными», сталкивающими человека с опытом смерти. 

 Придерживаясь представления о наличии противоречия в смысловой системе личности, переживающей неблагоприятные психологические последствия травматического опыта, мы делаем акцент на функционировании временных локусов смысла, то есть смыслов настоящего в контексте формирования определенного отношения к будущему и прошлому опыту индивида. Необходимым условием эффективного для индивида функционирования в социуме является синхронизация смысловых локусов. Процесс синхронизации временных локусов формирует особое состояние личности - актуальное смысловое состояние, которое и регулирует процесс интеграции личности и окружающей действительности и во многом определяет адекватность субъективного действия относительно объективной реальности.

Данное состояние представляет собой совокупность актуализированных смыслов (опыт, реальность, цели) и выражается в уровне внутренней свободы, а следовательно, в способности индивида принимать на себя ответственность за решение в ситуации выбора. Адекватное осмысление реальности в настоящем возможно при критическом осмыслении прошлого опыта и относительно индивидуальной цели (т. е. будущего). Посредством синхронизации смысловых локусов происходит расширение границ субъективной реальности, т. е. интеграция личности в новые условия жизни.

При невозможности подвергнуть смысловой атрибуции какой-либо объект или ситуацию реальности усиливается внутреннее напряжение, которое сохраняется до тех пор, пока ситуация не будет включена в более широкий паттерн осознавания. Некая предельная объяснительная структура, не позволяющая извлечь смысл из ситуации, или наделить ее смыслом, влечет за собой локализацию смысла и фиксирование индивида во временном локусе. Это затрудняет процесс синхронизации смысловых локусов.

Фиксация индивида на одном смысловом локусе может объясняться жесткостью границ с соседним локусом и ведет к непроницаемости границы осознания (осмысливания) объективной реальности. Т. е. объекты восприятия и осознавания становятся односторонними, а сами процессы более узкими и ригидными. Личностные смыслы начинают носить адаптационный характер. Человек осознанно или нет прибегает к различным формам психологической защиты и воспринимает действительность сквозь призму либо прошлого опыта, либо своих представлений относительно будущего, либо его поведение становится респондентным (ситуативным). Длительность этого процесса ведет к неблагоприятным психологическим последствиям для личности. Индивид испытывает состояние когнитивного диссонанса и определенную фрустрационную напряженность. Как следствие он занимает крайне поляризованную оценочную позицию по отношению к элементам объективной реальности и утрачивает ощущение себя как субъекта смыслового отношения. Одновременно происходит и деформация системы личностных смыслов.

Роль ориентировочной реакции в актуальном смысловом состоянии выполняет ценностно-смысловая ориентация личности - интернализованное отношение человека к определенным группам ценностей (материальным, духовным), система его установок, убеждений, предпочтений и целей, выражающаяся в поведении. Ощущение смысла, возникнув, дает начало ценностям, которые в свою очередь, синэргетически усиливают ощущение смысла. Повторяющаяся реакция влечет за собой определенный тип актуального смыслового состояния, которое в свою очередь, становясь фиксированным, приобретает статус личностного свойства, в дальнейшем проявляется как устойчивые черты личности.

По нашему мнению, главным фактором, запускающим процесс нарушения самосознания, связанного с психотравмой, является такое изменение в смысловой сфере личности, в результате которого травматическое событие, лишенное когнитивной переработки и не включенное в процесс осмысления, отделяясь от смысловой структуры личности, диссоциируется, превращаясь в автономное образование. Это позволяет индивиду на время отделить от себя травматическое переживание, что обеспечивает психологическую защиту от внедрения в сознание опыта, не согласующегося с прежней системой оценок и грозящего крахом системе ценностей личности. Однако если травматическое событие не будет осмыслено с формированием ценностного отношения с включением в более широкую временную перспективу, результатом может явиться фиксация во временном локусе прошлого. Возможно, основной задачей деятельности психики в переработке травматического опыта является не только смысловая переработка травмирующего события, но и его адекватное включение в смысловой контекст с формированием ценностного отношения личности.

Таким образом, мы полагаем, что расширение представления о механизмах деятельности психики, функционирующей в кризисном состоянии, требует дополнительного изучения ценностного переживания. На наш взгляд, понимание феномена посттравматического стрессового нарушения как переживания актуального смыслового состояния, вызванного временной локализацией ценностно-смыслового вектора, позволит разрешить существующее противоречие в объяснении психологической природы данного явления.

Выводы. Факторы переживания последствий экстремального опыта многообразны и могут быть разделены на ситуационные, личностные и «переменные взаимодействия».

На настоящий момент можно говорить о существовании четырех основных подходов к изучению причин психической травмы. Согласно первому подходу, особенность переживания экстремального опыта можно спрогнозировать, изучая ситуационные переменные. Сторонники второго подхода акцентируют внимание на индивидуально-психологических характеристиках личности. Третьи предпринимают попытки учета наибольшего количества факторов, как внешних, так и внутренних. Четвертый подход имеет дело с переменными, не сводимыми однозначно ни к внешним, ни к внутренним факторам.

Изучение ценностно-смысловых ориентаций личности, переживающей отдаленные последствия психической травмы как связующего звена между ее внутренним миром и объективной действительностью позволит объяснить преломление параметров травмирующего обстоятельства через индивидуально-психологические особенности человека.